Чье лицо, по-вашему, можно назвать лицом русского искусства и русской поэзии? Пушкина? Лермонтова, Есенина? Маяковского, Толстого, Булгакова? Не-е-е-ет, никто не угадал. 

Или у нас с генофондом какие-то проблемы, и все поэты на одно лицо, или ЩУКА с ЩЕПКой закрылись, а я не знаю. 

Многие проявления низшего, декадентского искусства со временем занимали в искусстве нишу зачастую более высокую, нежели признанные когда-то классики и гении. Памфлеты и эпиграммы стали достоянием истории и литературы, о плакатном искусстве написаны статьи в учебники и придуманы вопросы в ЕГЭ (сам отвечал!). Так может ли быть такое, что лет эдак через пятьдесят будет признан новый литературный жанр – жанр поста? Неизвестно, но вполне возможно в законах развития человеческой культуры. И будут на каком-нибудь журфаке сидеть обтянутые в тонкую ткань платьев, подкачанные в тренажерных залах, перетянутые набок безразмерными сумками студентки с парой по их мнению познавших жизнь студентов и записывать прилежно за помятым преподавателем: «Пост – малый жанр публицистической прозы; небольшой очерк о какой-либо актуальной для автора проблеме, сочетающий в себе публицистический, художественный и разговорный стили, отличающийся небольшим размером, предназначенный для публичного освящения какого-либо вопроса». Признаки поста. Зарождение жанра поста в Европе и России. Первые известные блоггеры. «История интернет-мысли Западной Европы» 20** года выпуска, на пару лет старше студентов. Пост по размеру обыкновенно меньше рассказа. Отличается допустимостью использования любого типа лексики вплоть до обсценной. Матершина – когда автор, желая показать, что он, интеллигент, так возмущен положением дел, что даже для более полного выражения своих чувств позволяет себе опускаться до такой низости, как использование бранных слов. Часто использование эрративов — демонстрация своего пренебрежения правилами языка при владении ими как способ показать свое ироничное отношение к происходящему или описываемому. Характерно наличие эмоциональной оценки на основе субъективного мнения, необязательная достоверность фактов и обоснованность мнений, а также художественная ценность. Зачастую используется как средство информирования читателей о событиях из жизни автора или о его точке зрения на какую-либо проблему, истолкованную умозрительно и исключительно в рамках авторского мировосприятия. Задание: написать пост к семинару, все свободны.

— Копировано из какой-то статейки, которую я недавно читал

— Удаляйте, Рыба видела

(с) Мгла

Представьте, что вы летите на самолете. Вам невыносимо скучно и тесно, вы читаете какую-то ерунду и едите какую-то ерунду; дети бьют вам в спину и кричат совершенно со всех сторон; назойливо чавкают разогретыми булками соседи. Единственное сейчас, чего бы вы хотели – оказаться где угодно, только не в самолете. В очереди за багажом, в машине на несколько часов дороги домой, в грязном, скользком от чего-то мокрого общественном туалете – только не здесь, в этой железной гусенице, набитой копошащимся мясом. И тут вы разбиваетесь – вдребезги, всем самолетом. Тучи обломков, кровь, плач, рев – сирена отпевает вас, суетятся в огне спасатели.

 Определенные части вашего тела разнесло в кашу – красную, неоднородную, с комками. Не понять, что чем было. Несется реанимация, качают головой врачи – никак не собрать мозаику с обломанными краями, особенно там, внизу. А чисто теоретически – если вдруг? Проведем мысленный эксперимент: ваши органы уже собрать нельзя никак, вот-вот вы погибнете, потому что разваливаетесь, как уроненный мишка, но жизнь ваша еще может спасена – рядом есть парочка трупов с органами. Другого пола. Вы согласны? Может, потом вас и соберут и без них, но ни о какой плотской любви и деньгах за рождение вообще какого-либо ребенка и речи не пойдет. Чисто теоретически?

Вы согласны. Месяцы операций и восстановления. Вы убиты горем – отныне вы не совсем по своей воле не своего пола. Никаких уже привычных прелестей противоположного пола, никакой семьи, думаете вы, никаких адекватных и здоровых отношений. Туалет в другую дверь. Совершенно другой костюм с другими брюками, в зеркале чужое лицо. Смотришь – не усмехнешься, какой уродец получился из человека другого пола. Одежда жмет, хотя и свободная – не чувствовать прикосновения ткани к этому телу, к новым его выпуклостям, к новым изгибам, сшитым шрамами. Жить дальше невозможно.

Суд над пилотами, над авиакомпанией, над последней собакой в этой летучей конуре – обязательно. Присутствуете, стоите с лицом мученически-кислым, вызывая ужас на лицах зрителей-обывателей. Чуть улыбаетесь иногда, нарочито прощая этой улыбкой и тем карая еще больше, торжествуя в душе и на страницах газет. Медленно, чуть слышно, подчас замолкая для остроты момента, и пуская слезу едва, но все же заметно, и хрипя, и шепча, скрывая свою расколотую жизнь от всех и от самого себя, рассказываете об участи жертвы катастрофы, пережившей полное перевоплощение. Страницы газет, новости, посты в Интернете. Никак не могут оставить в покое человека, на которого отныне и навеки будут обращены все взгляды на улице – жизнь сломана.

Просят дать интервью – снова и снова, как зубная боль. Отмахиваетесь устало и гневно. Зовут на ток-шоу – с печальным видом рассказывать о своей участи. Желали лишь покоя, говорили раньше, в штанах другого кроя, что никогда, слышите, никогда не пойдете на шоу клоунов продавать трагедию своей жизни, если таковая вдруг случится. Сидите в овальном кресле, улыбаетесь ведущему с модной стрижкой – печаль в глазах, никак не пережить боль, отпечатавшуюся в каждом зеркале – с улыбкой принятия и смирения, тихо и размеренно, с паузами – комок в горле – повествуете о юдоли калеки. Жизнь, казалось вам, закончена. Сколько же сил понадобилось, чтобы выстоять?! Тысячи писем со словами поддержки со всего мира – спасибо всем этим людям. Какой-то писатель немного за тридцать и вовсе не гений, пусть и в аннотации пишут обратное, пробирается в гостиную, чтобы невыразительно описать все с материалом из первых уст. Обложка журнала – одежда модная, своего пола, нет, прежнего, чтобы символизм. Улыбнитесь лукаво, с хитринкой, так видна глубина внутреннего мира. Скоро вас позовут консультантом на съемки фильма – слишком красивый актер и прелестная актриса на вашу роль, совсем не похожи. Должно быть, номинируют на Оскар.

Хей-хей-хей, гайс, с вами Рыба, и сейчас мы поговорим о постах, описывающих события из вашей жизни. У вас есть блог, и вы будете полными чикен, если струхнете и не напишете что-нибудь о событиях, происходящих с вами по ту сторону. Но вы чрезвычайно занятой человек, так что рассказывать вы ничего не будете. Конечно, еще и потому, что вы уже не ждете ничего от жизни и от людей и вам не нужна ничья поддержка; вы всего лишь разбиты своей трагедией и не находите в себе сил ни на что, кроме осознания своей расплющенности жизнью. Но все-таки вы сохраняете силу духа и остаетесь выше жизни во всех ее жалких проявлениях, о чем весьма красноречиво говорит ваш чрезвычайно оригинальный стиль, заключающийся в недомолвках и экивоках о том, что никак уже не исправить, ибо слишком поздно. Не было сил, пусть это и казалось так важно и так легко. К тому же, вы все еще чрезвычайно умны – ведь на чем-то вы держитесь, зависая над грязью бытия? Естественно, на своем интеллекте, позволяющем вам обогащать свой пост не только глубокомысленными иносказаниями, красноречиво говорящими о глубине вашей души и силе страдания, но и всевозможными метафорами, причем обязательно без красоты и художественной выразительности – что-нибудь вроде жестких аналогий с буднями, что-нибудь про погасший светофор, который вдруг загорелся, или незакрытую форточку, простуженную сквозняком, ибо все серьезно. Стоп, стоп, гайс, «простуженную»? Никакой художественной выразительности в средствах художественной выразительности, вы же страдаете, вы же раздавлены горем. И никакой эмоциональности – сил на нее более вы не найдете, лишь на то, чего уже не достичь. Ол райт, гайс, только ни в коем случае не скажите, в чем дело: во-первых, вы не нуждаетесь ни в чьем понимании и ни в чьей помощи, во-вторых, понять вас все равно никто не сможет, в-третьих, это ваш блог и писать вам так захотелось. Вы пишете все для себя, в конце-то концов! Что с того, что это будут читать другие люди? Пусть катятся из открытого блога, я тут хозяин, я пишу недоговоренности, как с легким придыханием недосказанности писал Ремарк, только Ремарк объяснял, а я устал от бренности бытия. Почаще пишите с красной строки: ваша мысль отрывиста, вам не хватает дыхания, чтобы продолжать жить и не думать о том, что можно было изменить, но все же нельзя. И все-таки, май френдс, не пишите много, все-таки вы же раздавлены и не в силах. Немного заинтригуйте сами себя, вздохните, как кошка, не покормленная утром, и поставьте точку. Хорошо, что вы сами так придумали писать – оригинально, глубокомысленно и таинственно. Ол райт?

Так это безграмотная и немотивированная постановка запятых вроде примера ниже. Чем, чем руководствуются люди, расставляя запятые таким образом? Какие у них побуждения, как они к этому приходят? Какие правила формулируются у них в голове? Почему именно так, что они хотят этим выделить и подчеркнуть? Объясните мне! Что, поставить абы как, как я — английские артикли? Но всё равно же есть хоть какое-то рассуждение, пусть даже и в корне неверное. Я его не вижу, покажите. 

Я органной музыки никогда не слышал. Косился в Праге на афиши жалко и жадно, ходил на службу в костел – послушать. Хоть что-то, хоть кусочек неведомой прелести отхватить. Орган, невиданный и неведомый, манил своей строгой неизвестностью, своей религиозной патиной, застрявшей верой между клавиш и воем боли на стенках труб. Орган был таинственным монстром, трубчатой Лернейской гидрой: ты не слышал ее рева, не видел голов – лишь знаешь, что на свете есть люди, что видели, и никак не можешь им не верить, ибо поверить в существование гидры проще и желательнее, нежели в абсолютную невозможность ее существования. Красивая, манящая сказка о духовности, интеллекте и интеллигентности – орган. Сказка, которую я не читал.

 Сжатая в кубик филармония, осыпающаяся пылью и подкрашенная безвкусно, вульгарно и старо, как и большинство ее посетителей. Претенциозные юные интеллигенты с богатым внутренним миром и тройным слоем ярко-красной помады на душе; жухлые старушки с кокетливыми радужными сумочками; немолодые женщины с дряблыми, жирными, волосатыми мужьями; одетый в костюмчик семилетний сын высокодуховных родителей – душно. Или все дело в отсутствии кондиционера в помещении узком, мохнатом от ковролина и штор, ограниченном от неба, к которому должен бы возноситься орган, который — неожиданно – не декорация, настоящий.

Человек-оркестр, импровизатор, профессор, француз. В России – Москва, Петербург, Петрозаводск. Как тогда занесло к нам такую птицу?

Нет, нет, его не существовало вовсе. Разве думаете вы об авторах во время прочтения, обсуждения и обдумывания книги? Для нас существует лишь фамилия, тесненная мелкими буквами над названием – и только. Автор – пара слов, обозначающих посредника между мыслью и миром; автора могут превозносить в учебниках и интеллектуальных разговорах, но разве существует автор в сознании обывателя как живой человек, личность, не как верхняя приписка к оглавлению? Не было никакого человека-оркестра, когда густо и чувственно дышал орган музыкальным паром в духоте людских тел и в холоде людских умов. К чему разноцветная подсветка на трубах, когда никак не окрасить вылепленных из времени и жизни земель, прошитых насквозь реками звездных путей? К чему некрасивое праздничное платье на объявляющей композицию женщине, когда так блекла и пуста ее простая, бедная красота перед мириадами отлитых из звездного света богинь? Музыка эта не лилась, не обволакивала, не проникала – тысяча тривиальных и пошлых эпитетов была ей неведома. В ней была жизнь, та созидательная энергия, что ищется обыкновенно в религии и любви. Она более реальна и тверда, нежели сизая седина провинциальных ценительниц искусства, более плотна, чем ткань блузок юных интеллектуалок; в одушевленность ее краткого существования поверить было много легче, нежели в существование всех сидящих окрест людей, испуганными голубями ринувшихся еще до официального конца к выходу, стоило только стихнуть последнему звуку. Я жил тогда, в эти часы – и жить стоило, чтобы после, когда я и дальше буду в этом мире, как и все вы, присутствовать, я мог осознавать, что я жил когда-то.

Уныла, скучна, одинока. И жизнь моя уныла, скучна, одинока. И, по мнению моей подруги, мне стоит завести парня. Потому что я все время хожу какая-то угрюмая, мрачная и невеселая. А когда у меня будет парень, я пойму, что это за прекрасное чувство – взаимная любовь. Я смогу ощутить подъем духа, я смогу наконец-таки жить на полную катушку. Мир покажется мне ярким, я буду чувствовать себя намного лучше и наконец-то стану счастлива. А потом она во второй раз бросила своего парня, и ей было так дерьмово, так дерьмово, а я ничего не понимаю и вообще оскорбляю ее, но дерьмово ей не поэтому. У нее так болит спина. А еще я очень зло и высокомерно смотрю, зло и высокомерно говорю, и людям это не нравится, поверь. Она-то меня терпит, как-то героически терпит, а вот никто другой не сможет, так что вряд ли вообще когда-то найдется мужчина, который меня выдержит. Что-то голова болит от резинки, но ее она не снимет, ведь она так не ходит. Повезло, что она меня терпит, ведь я так себя веду, что у меня, наверное, никогда не будет нормальных друзей. На ее день рождения мы пойдем вместе на мужской стриппиз. потому что она всегда об этом мечтала. А, я же несовершеннолетняя. Тогда ладно, на мой. Нога что-то болит. А еще этот одногруппник за ней так ухаживает, постоянно обнимает ее, но ему ничего не светит, а пока они пойдут просто по-дружески погуляют. Кстати, она уже нашла мне в своей группе подходящую мне кандидатуру, потому что у него похожее чувство юмора, и завтра мы идем знакомиться. Спина болит. Ах, нет, не идем, он уже не подходит. А, как-то я уже пыталась, ведь она была бы так счастлива, если бы я была счастлива, имея возможность с кем-то сосаться и гулять. Она тут была у гинеколога, и там ей вставляли железную штуку прямо туда – так больно, так страшно, так неприятно. Я тогда послушалась и позвала его куда-то, он испугался слишком быстрого развития событий и сбежал, потому что симпатия – это не влюбленность. С тех пор мое критическое мышление добавило пару пунктов к критичности. Он, конечно же, мудак, ведь он испугался. Как он мог? Мудак. Ведь я до сих пор не могу говорить с ней на равных, понимая ее диалоги о парнях и отношениях. Спина болит. Хотелось бы, чтобы я поскорее лишилась девственности, ведь со мной же об этом не поговоришь. Больше мы ни о чем не говорим, потому что парни – самое интересное в ее жизни. На самом деле, она живет только ради секса – учится, встает каждый день, строит планы на будущее. Завтра она идет к гомеопату, у нее астма. Она тогда еще бросила своего парня и страдала, или не страдала, а обжималась с каким-то малолеткой, но страдала из-за этого, а потом сошлась снова с тем, чтобы проводить его в армию. А сейчас она его бросила, а я не проявляю уважения к ее чувствам. Я вообще часто ее оскорбляю, хорошо, что она это терпит. Нет, если не хочу, она, конечно, может и не знакомить ни с кем из ее группы, хочу – познакомит, не хочу – ну и слава богу. Несмотря на то, что я часто ее унижаю, потому что злюсь, когда она делает то, о чем я говорю «это был бы позор, если бы такое сделали для меня», потому что когда люди так говорят, они на самом деле хотят этого. Я могла бы просто поблагодарить, а так я ее унижаю. Странно, чего я вот вообще жалуюсь, ведь я болею-то раз в год. потому что говорю ей об этом раз в год. Почему вдруг она не может поделиться со мной тем, что у нее спина болит? Ведь раньше мы спокойно могли поговорить о б о в с е м. А еще я одинокая, грустная, унылая – ведь у меня нет подруги.

Наш никому не известный Ознобишин, которого я изучал полтора года назад в рамках олимпиады.

Носик, вздернутый немножко,
Кудрей шелк, огонь очей,
Гибкий стан и что за ножка!
Звук застенчивых речей,
Взгляд, манящий к сладострастью,
Прелесть, слов для коей нет, —
Всё в ней мило; но, к несчастью,
Ей пятнадцать только лет!
Ей пятнадцать только лет!

Мне и скучно здесь и душно!
Вечный стук и вечный шум;
Как гранит, здесь всё бездушно,
Жизнь без чувств, любовь без дум.
Но о ней я всё мечтаю,
Вижу: в ней чего-то нет,
И, печальный, повторяю:
«Ей пятнадцать только лет!
Ей пятнадцать только лет!»

(Только сисек в ней все нет)

Решил перепройти все по чесноку. Чеснок оказался немногим горше. А я-то думал, я амбоверт. 

Ваша оценка 6 баллов по шкале от 0 до 28. 

Если вы набрали от 0 до 10 баллов, то вы интроверт, и чем меньше оценка, тем более выраженный.

Если вы набрали от 18 до 28 баллов, то вы экстраверт, и чем больше оценка, тем более выраженный.

Если вы набрали от 11 до 17 баллов, то вы амбоверт.