Без заголовка
«Когда они вернулись, она превращалась в собаку» или Рыба не нашла нормальные упражнения по английскому и начала придумывать предложения сама.
«Когда они вернулись, она превращалась в собаку» или Рыба не нашла нормальные упражнения по английскому и начала придумывать предложения сама.
Итак, сегодня мне взгрустнулось. Сегодня много всего напомнило мне об одном событии, о котором я сейчас и буду распинаться. В десятом классе я участвовал в региональном этапе олимпиады «Умники и умницы», то есть мою и не только рожу показывали по местному ящику аж три или четыре раза (но отца я все равно не переплюнул с его явлениями народу). Так вот, суть истории я вам выложу уже в начале: я буду жаловаться, как меня тогда обидели верующе-религиозные люди. Вообще я достаточно мирно к этому отношусь, моя страсть к религии, которую я склонен высокопарно называть научным интересом, мне иного и не позволяет. Так вот, я тогда еще ходил в школу речевого мастерства, в которую меня пригласила ее директор, местная известная телеведущая, а ныне политик, после «Ночи искусств», где на ее лекции о чистоте языка я читал текст так, что меня поначалу приняли за студента актерского факультета (чтоб вы не расстраивались, я так больше никогда не читал). Так вот, однажды к нам пришла девочка, заявившая, что зовут ее В*ка Федорова и она прямой потомок первого русского печатника. А теперь попробуйте отгадать имя! У нас знаменитость на знаменитости в городе, как вы поняли. Так вот, была она у нас лишь единожды. После, когда я поехал уже на эту олимпиаду, я там снова встретил эту Вику, что, надо сказать, было невозможно, так как олимпиада для десятиклассников, а она тогда училась в девятом. Но так как она учится в школе для мажоров, все возможно. Жили мы в одной комнате, вроде бы сдружились, если не учитывать того факта, что я ее сразу же возненавидел, как я это вообще умею (все мои друзья проходят через период «бля, кто это такой заебучий» и «бля, как же уже заебал», но не всякая дружба после них продолжается. Сначала я ненавижу всех). Почему? Во-первых, она была вездесуща, словно элементарная частица, я же не люблю излишне коммуникабельных людей; во-вторых, она была болтлива, громка и как-то несколько истерична, в-третьих, она играла на гитаре и фортепиано, безумно любила историю, прекрасно пела, пела в церковном хоре, участвовала в спортивных соревнованиях, занималась в девятом классе тригонометрией, обожала физику, бла-бла-бла. Я и завидовал, и бесился из-за ее постоянной хвастливости, ибо был вынужден регулярно смотреть видео, как она играет на гитаре и поет. И наконец – она была ужасающе религиозна. Я терпимый, но это был не атеистический, это был просто человеческий кошмар. Она постоянно разглагольствовала о религии, о своей вере и так яростно и категорично вопрошала «Но вы же ходите в церковь? Ну хоть на Пасху? Ходите? Ходите? Ходите?», что я готов был сознаться, что езжу каждый месяц в Иерусалим и каждое лето провожу в пустыне у бабушки. Когда я сказал, что читаю «Почему я не христианин», она так яро спрашивала «Для общего развития, да, да, да?», что я согласился и чуть не побожился. Она училась в воскресной школе, пела в хоре и вообще всячески пропагандировала все это темное дело. Но общаться с ней было интересно и весело, она ценила мои шутки, и вообще мы неплохо могли проводить время вместе между этапами олимпиады. На самой олимпиаде мы сидели вместе, и однажды она подняла руку раньше, а микрофон дали мне. Она начала возмущаться, я не успел ответить и отдал его ей. Она прошла в финал, а мне не хватило одного балла. Другое дело, что никто из нас не выиграл, но дело не в этом! Она, неизвестно как попавшая в своем девятом классе на олимпиаде для десятиклассников, носилась с теориями заговоров по поводу проплаченной победы одной из участниц (заслуженно, кстати, они с дружком сидели с литературой для подготовки перед судьями, и им никто слова не сказал). У нее была ужасная привычка, свойственная многим моим сверстницам: целоваться при приветствии и прощании. Терпеть этого не могу. И вскоре после этой олимпиады, однажды, когда мы расставались после очередной прогулки, моя маршрутка уже уезжала и мы второпях прощались, она поцеловала меня в щеку, я ее тоже, и в тот момент я осознал, что целую-то я ее в шею! После этого она писала мне, спрашивая, как дела, обещала, что мы погуляем, но общение наше сошло на нет. Должно быть, она решила, что я попиваю на досуге игривое лесбиянское и имею на нее виды. Весь парадокс в том, что я как бы и биполярный, но об этом в ее отношении и не думал, а просто вот лоханулся. Мне до сих пор смешно. Сегодня меня озарило: что, если она завела со мной дружбу как с сильным соперником на олимпиаде, ведь я как раз принадлежал к этой категории? Что, если конец нашей дружбы настал бы, и даже с того момента, и без моего промаха? Что, если меня в очередной раз использовали? Кошмар.
Второй раз сегодня я вспомнил об этой олимпиаде, когда прокрастинировал. Создателем олимпиады является известный ученый Вяземский, и на финал он к нам приезжал (и сказал после, что запомнил меня, хотя как раз на финале я себя показал только несоответствием дресс-коду). После олимпиады, когда я думал, как бы спереть незаметно медальку и таки ее спер, все подходили к нему, прося поставить автограф на грамоте. Я тогда со своей грамотой тоже подошел – девать ее было некуда, — ибо имел к нему важный вопрос. Он тогда уж было собирался написать и мне, но я же Рыба, я должен быть нитакимкакфсе, и автограф дать мне я не дал. Это гениальная фраза, согласитесь. Впоследствии я писал несколько эссе на отборочный тур этой передачи и написал, видимо, очень плохо, потому что меня так и не пригласили. Так вот, я из-за этих двух провалов на одной олимпиаде сильно переживал, но после найденных сегодня видео подумал: не зря ли? Стоило ли оно того, если я всегда собирался в Казань, если у моих родителей нет денег на проживание в Москве? Конечно, самолюбие отличника уязвлено, но слова Вяземского в этих видео поколебали мою веру в его непогрешимость.
Вообще, если вдуматься, в реальной жизни меня окружают только религиозные люди. Некоторые из них еще и верующие. Все, все, все! Единственным атеистом в моей реальности является только моя подруга, с которой мы видимся раз в три месяца. В остальном… Родители, родственники, учителя, недонесчастная недолюбовь, вторая недонесчастная недолюбовь, приятели, которым я не позволил стать моими друзьями. Меня это никогда не тяготило, и только сегодня я почему-то это осознал и ужаснулся. К этому ужасу меня толкало и известие от матери, что к нам привезли чудотворную икону, и бутыль святой воды, привезенная отцом, и недавнее посещение бабушки, и чтение той же «Анны Карениной». Почему-то я иногда забываю, что вокруг меня одни религиозные люди, и общаюсь с ними так, будто мыслят они в подобном моему ключе. Да, я и сам нечист на руку, и мои божественно-демонологические изыскания далеко не до конца научные – в этом стоит сознаться. Но вот так грустно вдруг стало, когда я осознал свое окружение.
Я не понимаю, как я это сделал, но Гипнос у меня атеист. При том условии, что он бог, живет среди богов, а в ролевой еще и подвергается нападению ангелов, он не просто атеист, он больший атеист, чем я сам.
Итак, стих! Точнее — быль.
Он уже и не надеялся встретить в этой жизни кого-то, с кем мог бы сойтись. Он обречен был быть навеки один.
Но тут в его жизни появилась Она. Та, что смогла понять и принять его старое, изболевшееся сердце.
Они скоро сошлись. Он жил один в своей скромной квартире, Она имела более роскошную жилплощадь. Она переехала к Нему.
Все Ему в ней было мило: и Ее полное, рыхлое тело, и яркая помада, чуть-чуть не доходящая до подбородка, и комочки теней в складках век.
Они жили счастливо – но все в этой жизни кончается, и Их счастье было поколеблено. Он уехал на отдых по путевке; Она, не бедная, купила путевку и себе и поехала за Ним.
Он встретил другую.
На свой день рождения Он позвал разлучницу – и не пригласил Ее, оставив свою Женщину в одиночестве.
Она желала определенности: кто она в его квартире? Жена ли она ему? Или нет? Она требовала от Него законности отношений, законности Их любви.
Он опасался оков – предыдущий опыт давал о себе знать ранами на сердце. Он желал свободы и независимости и тянул. Они отдалялись друг от друга, все чаще возникали ссоры.
Она пришла в больницу. Несмотря на очередь, ворвалась в кабинет и с пылом и жаром всей своей разъяренной души начала излагать терапевту, какой Он на самом деле, что Он заставлял Ее делать в постели и в каких позах, что Он говорил Ей о Ней же и об этих врачах.
После она с тем же пылом и жаром рассказала всей очереди свое горе.
После пришел Он.
Он ворвался в кабинет терапевта, несмотря на очередь. Он спрашивал, что Она говорила о Нем, как Она клеветала и поносила Его честное имя; Он оправдывался и убеждал, что все это – Ее выдумки; Он заискивающе опровергал ее бесчестные слова.
После Он исповедался перед всей очередью.
Их жизнь была неопределенна; Они словно стали одиноки вдвоем. Неизвестно, куда приведут их сердца на дороге Любви; неизвестно, вынырнут ли они из пучины непонимания и отчужденности.
Им за семьдесят лет.
Я слышал эту историю от того самого терапевта. Тем терапевтом был Альберт Эйнштейн.
Вообще я не участвовал никогда в интернет-холиварах, ибо занятие это пустое и бессмысленное. И не собираюсь. Но в этот раз я не могу молчать, душа моя разрывается и алкает справедливости, взывая к здравому смыслу.
Если говорить егэшными клише, обратимся, товарищи, к тексту. Итак, чтобы перечислить все элементы текста, к которым я имею претензии, пост придется попросту скопировать сюда, поэтому придется нам обойтись без выписок или с минимальным количеством примеров. Скорее всего, без выписок, потому что я инфузория-туфелька и достаточно безволен, чтобы лениться копировать все пунктуационные ошибки автора: простейшее категориальное деление будет моим подспорьем.
Как и все глупые туфельки, не умеющие тереться извилинами о кору и извлекать из того симфонию мысли, начнем с простого – с Википедии. Что нам скажет достопочтенная тетушка Вики? «Кавы́чки — парный знак препинания, который употребляется для выделения… отдельных слов, если они включаются в текст не в своём обычном значении, используются в ироническом смысле, предлагаются впервые или, наоборот, как устаревшие.» Итак, что мы видим в посте? Чрезмерное использование кавычек, использующихся неправильно по нескольким пунктам. Автор откровенно злоупотребляет ими, поскольку, во-первых, использование кавычек по три-четыре раза за предложение – вопиющая неграмотность, безвкусица и попросту дурной тон, во-вторых, автор будто вообще не представляет, зачем нужны кавычки на свете, ибо заключает в кавычковые кандалы вообще все слова, относящиеся к критикуемым им сферам жизни нынейней молодежи. Ни разу, право, я не обнаружил ни ироничного использования слова, ни использования его в ином смысле, ни другого сколько-нибудь оправданного использования данного знака. Да и попросту иногда берется в кавычки одно слово вместо всего словосочетания, из-за чего нарушается цельность и смысловая структура – и без того редкая гостья в этих строках. То же можно сказать и о многоточиях, и о скобках (увлечением которыми я подчас и сам грешу), и о тире, чаще всего заменяющее дефис, должно, вследствие использования автором какой-то кривой программы или как-оно-там-у-реальных-людей-называется для набора текста. Перенасыщенность знаками препинания превращает текст в пиктографическую пучину, полную мрачных монстров, и ночной кошмар не только филолога, но и обыкновенного читателя, коих не так уж и много. То же относится и графическому средству выразительности, по-народному именуемому капсом, коим автор вроде бы хочет акцентировать внимание на элементах предложения вроде «Похудение за ДВЕ НЕДЕЛИ»: получается всегда то ли «Похудение ЗА две недели», то ли «ПОХУдение за две недели». Совершенно неясно, чему мы должны поражаться: что автор уснул или отчего он уснул? Ну, если его хороший друг или просто приятель рассказывал ему об интересующем его предмете, а он не смог даже выслушать его, это свидетельствует не о пустоте предмета, а о свинстве автора, не умеющего и не желающего проявить уважение к интересам людей, играющих не последнюю роль в его жизни. Вообще, автор допускает типичную ошибку всех осуждающих новые поколения староверов: он забывает, что представители поколения предыдущего рождались не с седыми волосами и наверняка имели и свою инфантильность либо современный им порок, на смену которому они пришла, и свои игры, и свои пустые и бесполезные интересы. (Вообще, я бы посоветовал пару сцен из «Анны Карениной» с типичной беседой в гостиной и спиритическим сеансом, прекрасная иллюстрация пустых разговоров и развлечений). Другое дело, что человек может помимо аниме и игр увлекаться и чем-то иным, даже, я вас сейчас удивлю, наукой и быть достаточно вовлеченным в так называемую «реальную жизнь»; современные низшие формы искусства – комиксы, фильмы, аниме и проч. – довольно быстрыми темпами занимают свои места в ряду видов истинного искусства. Это приходится признавать, хотя я подчас и не хотел бы признавать комиксы и аниме видом искусства. Ну, хорошо, автор огорчен, все вялые, все безвольные, все мнут анимешные груди; но автор, словно тургеневский Базаров, у нас заявляет: все плохо и от всего нужно избавляться, нужно жить реальностью, но при этом не растолковывает скисшему душой и телом читателю, что именно он под этим подразумевает. Какие сменно аспекты и сферы реальной жизни? Какие именно занятия? Только не говори «читать книги», автор, ибо в контексте твоей философии это также бесполезное времяпрепровождение среди выдумок и фантазий, к тому же, чтение романов и книг вообще также считалось занятием бесполезным и даже вредным, развращающим молодежь. Проблема, как говорится, заявлена, но никаких контрмер не предложено – а призыв должен быть к чему-то, к чему же именно, к какой такой абстрактной реальной жизни, читатель узнает, видимо, в следующих сериях.
Недавно я шел в ТРЦ. На пути моем стояла пожилая женщина, державшая за руку маленькую девочку, прощавшуюся с уезжающей мамой. Девочка с мамой прощаться не хотела, плакала, кричала и билась в истерике. «Из-за твоих криков мама не появится,» — настойчиво твердила женщина, будто мама не уехала, а умерла только что, прямо у шаурмешной. Но девочка все равно истошно кричала «мама», а я все равно шел. Девочка осталась позади, а шедший рядом со мной мальчик, державший за руку отца, вдруг тоже закричал «мама», причем гораздо громче девочки. Я ускорил шаг. Почти у самого входа в ТРЦ еще один ребенок закричал «мама», и эта какофония звуков слилась в единый пост-эмбиент-инди-электро в толпе одиноких взрослых детей. Боясь, что и меня захватит эта цепная реакция, я стремительно покинул зону поражения, скрывшись в спасительных недрах торгового центра, и так и не услышал этого единого мирового «мама», охватившего весь мир и всех одиноких печальных детей между двумя рядами шаурмовых ларьков.
Приходишь в книжный магазин.
Видишь книгу о сериале «Шерлок Холмс».
Видишь книгу о сериале «Ходячие мертвецы».
Видишь книгу об искусстве сериала.
Видишь книгу «Английский язык за три месяца».
Видишь книгу «Английский язык за две недели.»
Видишь книгу «Английский язык за пять минут».
Видишь книгу «Английский язык, пока вы стоите у стеллажа в книжном магазине».
Видишь книгу «Пятьдесят блюд из яиц.»
Видишь книгу «Пятьсот поделок из яичной скорлупы.»
Видишь книгу «Тысяча способов привлечь мужчину с помощью противной пленочки с вареного яйца.»
Нужной книжки нет нихуя
Дом моей бабушки – одна из основных локаций моих снов. В этот раз мы с родителями приехали к бабушке, но случайно попали в параллельный мир, где в самом разгаре проводился американский национальный праздник – зомби-апокалипсис. Дом оказался прибежищем группы выживших, коих много было и в деревне вообще, но зомби было гораздо больше. Выжившие показали мне снятую на телефон толпу зомби, больше похожую на шествие на День города, и я понял, что такие свежие и веселые зомби не убедят моих родителей: они все никак не хотели поверить в зомби-апокалипсис, и, что вообще свойственно всем плохим фильмам, зомби им совершенно не попадались на глаза. Я все время безумно переживал, что им взбредет в голову куда-нибудь уйти или зомби нападут на этот дом и их убьют или заразят. Также я сам боялся выходить из дома и смотреть в окна, не желая привлекать внимание гипотетических орд зомби. Но, судя по их внешности, это были скорее не орды, а сотни, ибо они выглядели не на фото, а в реальности как скелеты-лучники и даже пользовались луком с зараженными зомбийской кровью стрелами. Моя беготня в попытках доказать родителям нашу ошибку периодически прерывалась лирическими отступлениями. Где я без физического тела наблюдал за жизнью вне дома: группа живых деревенских мальчиков через дорогу от нас смеялась над раздражавшим их стариком, превратившимся в зомби, но затем он, выполненный в отвратительной компьютерной графике, так контрастирующей с реалистичностью остальных декораций, вылез из окна чердака и убил их главаря стрелой. Они убежали, но один из мальчиков замешкался, по глупости решив потрогать вонзившуюся в землю стрелу и оцарапавшись о нее. Я видел, как он бежал, как в каком-то пруду два зомби набросили ему на рот что-то склизкое, не то мертвую медузу, не то пакет, и утянули на дно. Но думать нужно было о себе: как-никак, я находился в не самом лучшем варианте параллельного мира, но кое-что все же скрашивало мою незавидную участь. На кухне у бабушки два ученых строили некий аппарат (так вообще можно назвать всю хрень, что строят ученые в Симс-4). Один из них был воплощением моего идеала, и я во сне млел от одного вида этого человека. Но какие-то юные мальчики постоянно к нему клеились, так что вместо мыслей о выживании я частенько тратил драгоценное время на жгучую ревность. Весьма странно, но строили они не Глобальный Исцелитель, как в голливудских фильмах, но аппарат для перемещений между параллельными мирами, что логично именно для моего сна. Я напряжением воли менял структуру реальности так, что мой отец переставал быть врачом и становился ученым, построившим в нашем мире этот аппарат, а они строили нечто иное (это объясняло все моим родителям, но лишало нас возможности вернуться), делал так, что строил аппарат то один ученый, то другой, то оба, но толку от моих потуг в формировании реальности было мало. Мои кошмары делятся на два вида: короткие с преследованием и очень короткие с падением, но это была новая веха в технологии моих кошмаров. Долгое, ясное, четкое давление, непереносимый саспенс заставляли меня страдать так сильно, что в один момент я подумал: «Господи, да когда уже закончится этот сон, почему я не могу выйти из него?» Я попробовал и не смог. Я не помню кульминацию этого сна, но в итоге оказалось, что мой любовный интерес по национальности русалка и я каким-то образом тоже смог ей стать, а на земле случился полный апокалипсис. Хеппи-энд, но во сне я подумал: «Че?» Так что мозг предложил мне иное развитие событий. Начался новый сон.
В этом сне я и он сначала являемся самими собой, но затем я превращаюсь в Яго из «Аладдина», он – в мою жену. Мы живем на горе, к нам приезжает Джинни, на которого я в обиде, и предлагает деньги за гору. Я сбрасываю его грязные деньги с горы и разрубаю силой своей попугайской мощи гору напополам. Затем мы живем уже на другой горе, он снова приезжает, я снова выбрасываю деньги и разрубаю гору. После я показываю спрятанные мною деньги, как бы спрашивая зрителя: «Разве мог Яго отказаться от бабла?»
Но эта концовка меня тоже не устроила. Мы с тем ученым, почему-то уже моим мужем, возвращаемся с помощью того аппарата из прошлого параллельной реальности в настоящее нашей, но ошибаемся и прибываем в мир, где не развалился СССР: все мрачно, наше обиталище бедно и обшарпанно, за окном тьма, вой сирен, выстрелы и странные огни. Оставив аппарат у входа в квартиру (никогда не оставляйте машину для перемещений в параллельные миры у входа в квартиру, даже если вы устали после дороги), мы наслаждаемся печальным видом из программы «В мире антиутопии», транслируемой через окно, как вдруг нас берет НКВД. Вежливо и корректно у нас интересуются, что стоит у входа в квартиру. «А, это, — непринужденно отвечаю я, — Это холодильник. Старый, мы от бабушки привезли.» Потому что ничего нового, как известно, в СССР быть у простого народа не может. Нас везут в тюрьму, сделанную в лучших традициях тюрьмы из «Стражей Галактики» — все гуляют, все общаются, я вижу выживших из прошлого сна, мы радостно здороваемся. Я мучусь мыслями, где искать аппарат, но он (тоже в оранжевом комбинезончике) скоро находится как заключенный тюрьмы. Я рад. Мы готовим побег и в итоге оказываемся в моей школе, где совершается посадка инопланетян-беженцев: все мои знакомые по зомби-апокалипсису, включая мужа-ученого, являются инопланетянами, но среди беженцев попадаются и редкие земляне (явно тоже члены семей). Взлет задерживают из-за огромной гориллы, которая все никак не может пролезть в шлюз, и я думаю, сколько людей могло спастись вместо нее. Мы улетаем, на земле полный апокалипсис – она раскалывается надвое, как разбитая мною гора.
Читаешь «Братьев Карамазовых» и лекции о них Набокова.
— О, да это же прям детектив.
— И романы его, конечно, в детективном жанре...
— Писал так, будто торопился.
— И вечная его торопливость...
— И вообще будто не писал, а рассказывал.
— Когда он надиктовывал свои романы машинистке...
— Но Алеша раздражает своей святостью.
— И почти святой Алеша, вносящий холодок своей елейностью...
Во время пребывания у бабушки:
1. Я в очередной раз за свою сонную жизнь попадаю в игру. На этот раз это онлайн-игрушка типа симс, только ты ходишь по земле сам и можешь взаимодействовать с предметами. Вот только тебя никто не видит. Видят твоего персонажа, который также может ходить и взаимодействовать с окружающей средой, но также и с другими персонажами. Роста и я, и персонаж среднечеловеческого, я управляю им взмахами рук и усилиями воли. Игра используется преимущественно для публичных эротических игрищ между персонажами, которых запросто можно раздеть и направить на эти занятия у входа в какое-нибудь учреждение. Мы с Мглой и кем-то из тамошних игроков куда-то отправляемся оттуда, причем я могу видеть только их персонажей и взаимодействовать с ними только через них, поскольку они говорят то, что говорим мы.
Сегодня, 6:00-11:00
2. Я во сне устраиваю нечто вроде игры с самой собой в легкую научную фантастику, соль которой как-то завязана на сновидениях. Периодически я просыпаюсь во сне и рассказываю окружающим о своей игре. Со временем мир соей сонной игры становится единственным в этом сне: суть ее, хотя я уже плохо помню, в возможности с помощью какой-то технологии постоянно пребывать во сне осознанно, и с определенного момента внутренная реальность и сонная игра сливаются — игра становится единственной реальностью. Проходит слух о странной болезни, после которой люди не возвращаются в свои тела. Ходит слух, что не может вернуться Тимати (а клал я на Тимати!). Я встречаю пару, что не может найти своих детей, то есть, я так полагаю, их сознания, чтобы вернуть их в их истинные тела в этом мире сновидений — здесь он окончательно становится единственным. После я встречаю тайскую семью и узнаю, что в телах их детей — сознания детей той пары, ухожу, чтобы привести их. До этого я встречал больных: они утверждали что-то странное, либо какой-то бред, либо нечто о своем пребывании в чужом теле. После их растерзывали и сжирали крючковатые, темные, сморщенные монстры, в изобилии возлежащие на земле повсюду: много таких было и возле дома тайцев. Когда я возвращаюсь к ним с их родителями, тела тайчат уже растерзаны; одного добивают на наших глазах, но нам нужно спасаться. Все время сна я периодически внезапно осознавал себя проснувшимся и лежащим на своем диване, затем засыпал, и сон органично продолжался с момента, на котором прерывался пробуждением, либо вступал в новый фазис. Первую половину сна я, кстати, либо управлял собой осознанно, либо так наивно полагал. Затем я окончательно теряю осознанность и оказываюсь в доме какой-то строгой дамы служанкой или приживалкой; после, когда я убеждаюсь в приближении этих монстров из-за появления моих больных этой сонной болезнью родственников, мне уже нет дела ни до нее, ни до ее строгости, но я все никак не могу найти свое пальто.
Сегодня же, 13:00-15:00
3. Весь сон я снова либо действую осознанно, либо думаю, что это так. Сейчас уже сложно понять. Я снова в компьютерной игре: мы с Мглой в какой-то онлайн игрушке типа Героев, но мы же и наши аватары. Мы просто носимся и валяем дурака. Периодически я просыпаюсь, листаю что-то на лежащем рядом планшете, мне мешает всплывающая эротическая реклама, я отключаю ее, нажимая на крестик, засыпаю, сон продолжается, и так несколько раз. В один момент на Мглу впервые за всю игру нападают, ее нужно «поднять», помочь ей, что предлагает мне прилетевший мультяшный белый грифон, но я вылетаю — причем вылетаю из сна. Я беру планшет и вижу на нем всплывшие строки с выбором действий (если у кого есть айпад, могут представить). На фоне этого самого белого грифончика, стоящего на земле, уйма вариантов магической помощи Мгле, но не прописанных, так что я долго не могу выбрать. В итоге удар какой-то магии с моей стороны разит противника Мглы, а я возвращаюсь засыпая в сон-игру, где мы обнаруживаем первый геройский замок. Я нагло начинаю собирать в его дворе ресурсы, и какой-то другой игрок может также это сделать, опередив меня. В итоге я понимаю, что тогда я не просыпался, это все было не по-настоящему, но вот сейчас я истинно «в реальности», так что, опуская руку на планшет, я беру аватар этого игрока человеческой своей рукой и выбрасываю в компьютерные дали этой игрушки, чтобы он мне не мешал. Затем я просыпаюсь уже на этом уровне реальности. Рядом со мной лежит планшет.
Бля, сценарий для «Черного Зеркала». Ничего не поняли? Я тоже.