Недавно мне в голову пришла мысль.

Если endeavor начинается с гласной, значит, с артиклем оно должно писаться l'endeavor.

Следующая мысль была: «Рыб, ты идиот».

В неравномерно освещенной комнате на длинном деревянном столе стояли фарфоровые чашки и чайники, чье монохромное единство нарушали горки разнообразных пирожных, а за длинным деревянным столом сидело четверо мужчин. Справа, знаете, чуть правее от центра экрана, сидел зеленоглазый мужчина тридцати-тридцати пяти лет с забранными в хвост русыми волосами, узкими чертами лица и крайне монархическими взглядами на жизнь. По правую его руку сидел молодой парень неприлично славянской наружности, скрыть которую за его открытым и готовым помогать за умеренное вознаграждение взглядом было невозможно. Из-за левого края стола выглядывал коротышка, играющий в этой рапсодии роль немой груши для битья, хотя каждый знал, кто здесь платит за пирожные. Справа же восседал очевидный представитель нерусской, но оттого не менее дружественной национальности, легко угадывающейся по цвету его глаз и волос…

— Ибо кто так не хочет выбелить себя, как не господин штандартенфюрер, — закончил описательную часть Олег. 

— Разве что кто-то, вымазанный в красном, — с едва раздвинувшей уголки губ усмешкой процедил Дитрих, — итак, что у нас сегодня? 

— Спрашивает меня мой психиатр, когда я прихожу к нему на прием и рассказываю о своем дворянском происхождении, — Олег пошуршал газетами и выудил оттуда свежий выпуск «Интеллигентных мемасиков», — Недавно были пойманы гравитационные волны, господа! 

Все четверо захлопали. Гипнос потянулся к стоящей далеко от него тарелке с пирожными и, лишь слегка задевая ее кончиками пальцев, стал тихонько придвигать к себе. 

— Наконец-то, наконец-то! – патетично воскликнул Андрей, едва не вставая со стула, — наконец-то их поймали! Теперь, когда доказали их существование, Ватикан больше не сможет утверждать, что от продаваемых на его территории просвирок все парят, так сказать, с Божьей помощью.

— С небес на землю спустятся наконец-то, — вставил Олег. 

— И перестанут уже так странно изображать Пап – с крыльями… 

— И почти без одежды… 

— Моложе лет на шестьдесят и с томными лицами, как от…

— Как от просвирок, — замкнул кольцо Олег, — Итак, найдены гравитационные волны. Это событие было, можно сказать, предсказано Альбертом Эйнштейном в 1915 году…

— И выходом мультфильма «Лови волну» — в 2007, — ввернул Андрей. 

— Наконец-то соберут денег на следующую часть. Там пингвины будут уже не серфингом заниматься, а синтезировать плазму. 

— И ловить волну раздачи грантов, — кивнул Андрей.

— Только на этот раз фильм будет уже документальным, — Дитрих приподнялся со спинки своего стула, — А главную роль сыграет Мадс Миккельсен, главный герой сериала «Ганнибал»: он, как известно, на ролях ученых эстетов собаку съел…

— И не только собаку, — донеслось от Гипноса. 

Гипнос достал-таки одно пирожное и нагло терзал его нежное тело, отрывая истекающие кремом куски. 

— Гипнос, — деланно осторожно заметил Дитрих, — реквизит. 

— Что? – раздраженно спросил тот.

— Все. 

Гипнос поначалу давится, но затем продолжает экзекуцию. 

— Гипнос, их нет, — словно школьнику, поясняет Олег. 

— Ну, я же бог, — жмет плечами тот. 

— Ты можешь все? 

— Меня тоже нет. Мы с пирожными сосуществуем в гармонии абсолютного небытия. 

После почтительной минуты молчания в память о не существовавшем Андрей достает планшет, готовясь зачитать очередную новость. Олег не выдерживает:

— Ах ты предатель! Предал, предал нас! Променял концепцию на инновацию! Продался, блудный сын! Западу продался! 

— За стекляшку продался: сначала Американцы за стеклянные бусы продались, а потом ты, — добавил Дитрих. 

— Причем так продался, что «американцы» аж с большой буквы написано. 

— А немцам сейчас американцев нельзя с маленькой буквы писать, — авторитетно заявил Олег, — а то их тоже с маленькой буквы напишут. 

Дитрих одарил Олега испепеляющим взглядом и обратился к Андрею:

— Так что будешь потом, как американцы.

— Это как?

Дитрих молча указал на Гипноса. Тот был застигнут с неопровержимыми уликами в виде крема на лице и эклера в руке. Поняв, что он в центре внимания, Гипнос, замерев с полуоткрытым ртом, медленно переводил взгляд с одного лица на другое. 

— Ай-ай-ай, как некультурно! – зацикал Дитрих. 

— А что я сделал? – праведно возмутился Гипнос. 

— Ужасно, ужасно! Ну, есть же внутренняя культура, есть, в конце-то концов, правила поведения: не курить, не сморкаться, не вызывать ртутный дождь… — с этими словами Дитрих взял со стола целую тарелку пирожных и поставил их перед тремя огромными волками, сидящими подле него. 

— Итак, новость, — заявил о своем существовании Андрей так, будто готовился рассказать стих, — Незамедлительно после объявления о гравитационных волнах на эту новость отреагировал Лун, выразив в своем блоге радость по поводу этого события…

— И дав всем еще один повод почувствовать свою ущербность и неразвитость, так сказать. 

— Так сказать, — четко повторил за ним Дитрих, выразительно подняв брови.

— А он вообще слышал, слышал гравитационные волны? – возбужденно выступил Андрей, потрясая рукой в знак своего значительного интереса к этому вопросу. 

— Слышал ли он, как в гравитационном поле волны шумят? – спросил у Космоса Олег. 

— Отчего белоспектрные все понимают? – вторил Дитрих. 

— Ведь когда только рюмка плазмы на столе… — начал Андрей.

— Младший аспирант, физик молодой, — утвердительно кивнул Дитрих. 

— А вот я, — вмешался Гипнос, — слышал гравитационные волны! 

— Когда голоса велели тебе выжечь дотла деревню, — пояснил Дитрих, — это были не гравитационные волны.

Встряхнув в руках развернутый лист газеты, он начал читать:

— Незамедлительно в ответ на это министр образования тридцати своих подписчиков выдвинул ноту…

— Какую ноту? Ля-бемоль?

— Лун-бимой. 

— Че-захуель. 

— …Ноту, выражающую общую отстраненность министра образования и развития науки от событий, касающихся образования и развития науки вследствие некоторой некомпетентности в вопросе…

— Вот так! Вот так у нас все в России! Царя-то нет! – хлопнул по столу Олег.

— Как так? Министр образования подал ноту без осведомленности в вопросе. К чему? – склонил голову набок Дитрих. 

— Чтобы обозначить свое присутствие, — резонно заметил Гипнос. 

— Прямо как ты сейчас.

— И так! И так тоже у нас в России! – пылко декламировал Олег. 

Гипнос оторвался от блаженного пирожнасыщения и, придерживая газету одними кончиками пальцев, принял эстафету глашатая:

— Недавно было объявлено о возможном воссоединении и возобновлении деятельности Московской Шизофрении...

— Мстители, общий сбор! — резко возвестил Андрей, вспоров острым своим восклицанием густую текучесть Гипносовой речи.

— Возобновлении? — уточнил Олег с возмущенным недоумением, — Да она и не прекращалась, эта Московская Шизофрения! Она как в 1917 году началась, так и не прекратилась до сих пор!

— Петербургская, — заботливо поправил Дитрих.

— И петербургская, — согласно кивнул Олег всем корпусом, — и оренбургская, и тверская, и астраханская, а в Симбирске-Ульяновске вообще раздвоение личности.

— Так что теперь у нас будет активно проходить объединение, — заметил Андрей, — «Всем по диагнозу, каждому по анамнезу!»

— «Шизофреник не больной, шизофреник — под Москвой», — внес свою посильную лепту Дитрих.

— «Рады мы и рецидиву за московскую квартиру», — пропел Гипнос.

— Свое криминальное прошлое попрошу сюда не впутывать, — с наносной чопороностью съязвил Дитрих.

— Ой, лозунги пошли, и я пойду, — всплеснул руками Олег и начал вставать со стула.

— Ку-у-уда? — схватил его за край пиджака Андрей.

— В эмиграцию… Ну, это, ну, надо мне, — промямлил Олег, тщетно дергая на полу пиджака, но затем вернулся в лоно безумного чаепития.

— Итак, следующая, следующая новость…Ну, Рыбе на восемнадцатилетие был подарен ноутбук…

— Хотя восемнадцатилетие только через месяц, – добавил Дитрих.

— А вопрос тут какой? – открыто заявил о наличии вопроса Олег, — А вопрос тут вот какой: считается ли она совершеннолетней, если ноутбук уже был подарен на совершеннолетие? Зависит ли фактическое обозначение совершеннолетия от формального обладания ноутбуком? Наблюдается ли здесь прямая либо обратная пропорциональность? Короче говоря…

— НЕ ТВОЯ, — широко размахнувшись, хлопнул Олега по спине Андрей. 

Заочно в Петербург и сидеть дома

или снимать квартиру в Казани

прикоадная лингвистика

с европейским

или восточным

или культурология

или антропология

или что-то иное? 

Ибо в Казани теоретической лингвистики нет

рыба страдает и жрет

Встретишь одноклассницу — сделаете вид, что не знаете друг друга. 

Встретишь параллельноклассницу — искра, буря, безумие. 

Когда Мгла захотела эстетики, я тоже захотел. Проблема одна — последний раз я работал в фотошопе, когда перекрашивал феечек Винкс. Можете представить себе масштаб трагедии. Ну, таки не для тумбочной астрологии делал!

Оправдашки закончены. 

Hypnos aesthetics

Ужас, ужас. Просто кошмар. Лучше бы мне не существовать. Хспдь

Вроде бы я хочу узнавать нечто новое, слушать лекции в записи и аудиокниги. Но я не могу. Эти омерзительные звуки, эта возрастающая с каждым годом мисофония превращает и пять минут в вечность. Увы мне. 

Вот где я был сегодня. Хотите, я вам докажу, что Ульяновск — очень маленький город? Не хотите? А я все равно докажу. 

В прошлую субботу я был в театре. Передо мной сидел мужик, и лицо его, и ухмылка, и забранные в хвост волосы казались мне мучительно знакомыми. Я сидел и думал, где я мог его видеть. Он был похож на фронтмена одной русской группы. «Он или не он?» Мучился я. «Да не, быть того не может. Или? Да не, он же в Питере живет. Зачем ему приезжать в Ульяновск и идти в театр? А почему бы и нет?» 

Затем я вспомнил, что вроде бы видел его два года назад на рок-опере «Ромео и Джульетта». 

Сегодня я был в театре. Я еле доехал: на нашем кольце что-то случилось, и дорога была перекрыта, лишь бочонки скорой помощи и ГАИ штурмовали эту крепость. Я боялся, что опоздаю, и мысленно уже с горя ел бигмак в ближайшем Макдональдсе. Но нет, я успел и прибежал практически перед самым началом. В холле я увидел парня, который год раздающего листовки в одном из наших торговых центров. Затем увидел (невероятно handsome) ведущего со встречи со звездами конькобежного спорта в другом ТРЦ, проводившейся незадолго до открытия у нас чемпионата. После он восседал практически прямо передо мной. 

Антракт я уж было готовился провести в гордом одиночестве, как вдруг ко мне подошла моя бывшая одногруппница из школы речевого мастерства, с которой мы протрещали все время до третьего звонка. 

Вволю насмотрелся на нашего актера, воплощающего для меня идеал внешности Гипноса. 

После я спокойненько встал в свою очередь за курткой (ведущий в ту же, какое совпадение, боже мой) и, забрав свои манатки, удалился за дальнюю колонну на одну из мягких лавок (как это называется правильно?), дабы привести свою экипировку в зимний режим. И когда внезапно он — все читайте это как «ООООООООООН», чтобы сохранить приличествующий моей манере повествования двоякий сарказм, — появился из-за этой колонны и повалил все свои куртки рядом с моими куртками, перед этим отослав куда подальше своих друзей, мое юное девичье сердце затрепетало — искра, буря, безумие — и я убежал. 

На маршрутку. Стоило мне в нее сесть, как туда нагрянула та самая одногруппница. Всю дорогу мы с ней болтали о культурной изоляции Ульяновской области и недостатках нашего высшего образования, так что вся маршрутка имела честь услышать наш диалог. После того как моя собеседница вышла, я оглянулся и понял, что со мной в одной маршрутке едет мой бывший одноклассник из первой школы. 

Я ничего не сказал о постановке, но нужно ли оно вам?

Снилось много всего, но отчетливо я помню лишь концовку. Сквозной темой этой ночи был флешмоб на мп, суть которого заключалась в нахождении каждый день какой-то одной вещи. И вот, толпа персонажей этого сна идет с какой-то очень важной целью по пустынной степи под бездонным ночным небом, усеянным звездами, и тут один парень отстает ото всех и обращает свой взор в небеса: он понимает, что все звезды — это и есть куча предметов, куча барахла, и среди них можно найти нужные вещи. Звезды действительно оборачиваются в предметы и начинают увеличиваться, и приближаться, и кружить над ним ветровыми вихрями. Он видит и забирает нужные вещи, но понимает, что осталась лишь одна — сосиска. Начинает высматривать сосиску и замечает ее очень высоко. Выше, совсем под небесами, в припорошенных солнечным золотом облачных небесах ровными рядами, разделившись на пары, сосиски над ним танцевали свой бесконечный вальс, в то время как закадровый голос невнятно объяснял это явление с физической точки зрения. Сосиски танцевали и танцевали, и ровен и строен был танец сосисок, но нашему герою нужно было уходить, ибо дело его друзей как-то было связано со спасением человечества. Пение сосисок было прекрасно, и напоследок они решили поднять его еще выше, в самые небеса, и спеть ему еще прекраснее. Но сосиски обманули его, резко отпустив: летя к земле, он понимал, что, поднявшись выше в небеса, он теперь и падать будет с гораздо большей высоты...

Рыб, ты укурился. 

Все серьезно!