Учусь. Именно эта форма. «В универе, где я вроде как „учусь“. „Я хоть немного учусь“. „Хорошо учусь“. Омерзительно! Склеивавшееся губы, вытягивающиеся то и дело, словно у больного, слюнявого старика, мозговые процессы которого давно нарушены, и потому подобные движения происходят непроизвольно. Между этими сигналами старческого слабоумия — звонко и густо чмокающее „ч“. И после этого склеившиеся губы возвращаются, не разлепившись, в исходное положение, как влажный слизень в свою раковину. Учусь. 

Но самые мучительные страдания я испытываю от „мужчины“ и „девушки“. Мужчина. Чувствуете этот сладострастный женский стон на „жч“, словно на всхлипе их чресел при соитии? Это протяжное зазывное „му“, это кокетливое и позерно-недоступное „ина“, сопровождаемое сиянием хищных глаз? Эта томность с поволокой на глазах с легким, неполным оглушением „жч“ в „щ“, потому что „щ“ — это быт, скука, мещщщанство, а в „жч“ — мужественность, жизнь, розовый, интимный свет мечты об идеале. Так много вокруг этого слова! 

Но самое больное — »девушка". Заметили? Нет. Что именно? А как сейчас говорят? «Мужчина и девушка.» Даже «мужчина девушке», потому что он либо «должен», либо «изменил». У нас сейчас сплошная эфебофилия, у нас нет женщин и парней, есть только девушки и мужчины. Мы живем в «Лолите». Девушка подошла, трахаюсь с девушкой, 14 лет, девушка, 34, девушка, найти девушку, я идеальная девушка, чувствуете, чувствуете? Словно манная каша во рту. Что-то жуете мягкое и мокрое, перекатываете во рту и никак не выплюнете. Мягкое, розоватое, округлое, как юный жирок на девичьих телах. Что-то аморфное, пищащее, без разума, что можно только «любить и обнимать» и «трогать», а больше оно ни на что не годится. Оно опутывает голову вязким туманом, в нем застревают слова и застывают мозги. Единственное, что могло бы меня спасти — употребление синонимов и синонимичных выражений. Нет мне спасения.

А ведь есть еще столько невыносимых слов!