Когда я сменил в школу и пришел в первый раз в девятый класс, меня поразил один из моих новых одноклассников: он был так прекрасен, что поначалу к этому сложно было привыкнуть. Глядя сейчас на фото времен начала девятого класса, я вижу просто мальчика, но сейчас он стал красив просто невообразимо. 

Он высок и строен; именно строен, не худощав, не накачан, но притом он же сокрушался из-за торчащих ключиц. Русые кучерявые его волосы не похожи ни на шкуру барана, ни на пуделя, но, знаете, на те стилизованные волны, что кучерявятся в старых рисованных мультфильмах. Глаза его большие, зеленые мягкой, морской зеленью, необычной формы: верхнее веко прямо, а нижнее очень округло, из-за чего кажется, будто он всегда смотрит совсем немного исподлобья. Лицо его и тело абсолютно гармонично: ни одна черта не выбивается из него, не создает дисгармонии, так что даже воспринимать его как человека иной раз было трудно. Челюсть его была такой прямой, что в профиль образовывала прямой угол – явление очень редкое и красивое, особенно на мой взгляд, но трудно для меня выразимое в словах. Губы его вычерчены четкими, ровными линиями, и имеют ту эталонную форму, какая вообще представляется человеку при мысли о губах вообще. Все лицо его было словно вечно в мягком, теплом свете, какой обычно можно видеть на картинах эпохи Возрождения; всегда оно было чистым, и ни разу ни единого прыщика, пятна или синяка не нарушали целостности цветового и светового единства, создаваемого внутренним его светом на лице. При улыбке на его щеках появлялись ямочки; это делало его совершенно неотразимым. Голос его был низок, глубок и бархатист, и даже в общем гуле всего нашего класса его с легкостью можно было различить. Учился он на тройки, но был довольно рассудителен и смекалист: из недолгого нашего общения я узнал, что читал он преимущественно психологические книжки, приемчики из которых я периодически подмечал, когда он просил почти каждую неделю решить ему тест по русскому. В итоге летом я придумал это: «Почему Седов получил 64 балла по русскому? – Потому что весь год тесты за него решала Белякова. – А почему Белякова получила 98 баллов? – По той же самой причине». По сути своей он обыкновенный мальчик: играет в футбол и компьютерные игры, на гитаре, прогуливал немецкий, говоря, что идет на классный час, прогуливал классные часы, говоря, что идет на немецкий, дразнил ненавистную химичку, учился весьма посредственно и не поступил в Казань. И я иногда мог воспринимать его лишь как красивую картинку, но не как живого человека. Он был эталонно красив: смазливого вы можете определить как смазливого, характерные черты вроде орлиного носа и раздвоенного подбородка придают человеку шарма, ангельская красота выделяема соответсвенно. Он же воплощает в себе некое совершенство, и нет в нем человеческого изъяна. Со своими скудными коммуникативными навыками я так и не стал сколько-нибудь важной и органичной часть коллектива, так что ни у кого обо мне особых воспоминаний не останется; в отсутствии с его стороны интереса ко мне можно было быть уверенным хотя бы потому, что я толст и страшен. Сейчас он в другом городе, а я нажрался ночью бутербродов с рыбой и шоколада и задумался, почему я так часто им восхищался и так часто в последнее время стал о нем вспоминать. Он не принадлежит ни к одному из моих идеалов – а их, стоит уже это признать, два, — никогда я, пожалуй, не был в него влюблен и не испытывал к нему симпатию именно оттого, что воспринимал его как картинку: даже красивые люди в нашем городе довольно грязно, серо обрисованы жизнью, и нет в них той мягкости черт, того света на коже, той гармонии линий, но есть даже в красоте странная серость и пыль, только вечно над всеми ними нависли тучи. Лишь раз я видел подобную работу природной кисти: я сразу понял, что этот парень не из наших мест. Действительно, живя долгое время где-то, начинаешь узнавать лица незнакомых прохожих, ибо мир тесен, а город мал. И я, глядя на него, понимал, что явно он не отсюда. 

И так я себе на свой вопрос и не ответил, а ответ на него прост: я испугался грядущего одиночества и начал себе поскорее выдумывать иллюзию присутствия, поскольку жить восемь месяцев без толпы вокруг, пусть и не друзей, не приятелей и даже не собеседников, но просто окружающих, боюсь. Вот и все.