Сквозь ржаное поле, поглядывавшее любопытно-дерзко на небо мелкими глазами васильков, ехали два всадника. Один из них был высокий, широкоплечий молодой мужчина, смуглый, черноглазый, с густыми волнистыми волосами цвета воронова крыла, с белоснежными крупными зубами – истинный цыган. Он был одет в шелковую белую рубашку, контрастную с его темной кожей, и темные, неопределенного цвета штаны с высокими сапогами; на поясе у него висели кинжалы и кастеты, а в ушах звенели мелкие золотые серьги-кольца. Он звал себя Веспертелино, а иногда – Антарес. В сущности, никакой разницы между этими именами не было, но ему нравилось выбирать. Антарес вырос со Смертью: он ходил с ней рука в руку, спал в одной постели и принимал пищу из ее рук. Антарес считал Смерть кем-то вроде родителя: он восхищался ею, боготворил ее и по-ребячески подтрунивал над ней, когда она в очередной раз грозила наконец поглотить его. 

Вторым всадником был человек, совершенно не похожий на человека: он был изящен, строен и статен, в лице его удивительно гармонично уживались черты и мужчины, и женщины. На солнце пышной гривой сияли его кудрявые золотые волосы, и блеск их отражался в ярких золотых глазах – особенно ярок он был на его иссиня-черной, как ночное небо, коже. Белоснежное одеяние широкими складками ниспадало по самых его щиколоток; ноги и руки, шею и уши украшали многочисленные золотые браслеты, кольца и ожерелья – они звенели, как звенит по утрам солнечный свет. В двух его руках были зажаты поводья; в другой паре рук – быстро расстраивающаяся мандолина: третьей он жестикулировал при разговоре. Второго всадника звали Мара; он был бог смерти. 

Всадники ехали на волках: волк Антареса-Веспертелино был огромным и серым, мохнатым, свирепым, живым – все, что ни попадалось ему на глаза, отражалось в них жаждой и свирепостью; волк был ручной, но лишь с хозяином он не был жесток и опасен. Волк – его звали Таро – то и дело ворчал на весь свет, дергался и скалил острые зубы, выражая этим свое неприятие окружающего мира.

Волк Мары был тих и спокоен; масть его сложно было обозначить: он был темен, и серен и черен, с сине-сизым отливом – он был цвета тени. Каждый раз, когда Таро махал хвостом, этот волк тоже махал хвостом; когда Таро скалился, этот волк тоже скалился; когда Таро уходил на охоту, этот волк тоже уходил. Его звали Орат. Он появился у Мары просто так, неожиданно – как раз тогда, когда у Антареса появился Таро. 

«Всю жизнь за мной по пятам следует смерть», — говорил Веспертелино. «Смерть всегда поджидает человека в его собственной тени», — отвечал Мара, выдумывая каждый раз новые псевдофилософские сентенции. 

Антарес помнил только последний день из своего детства: разъяренные, точно дикие звери, люди с таким же цветом кожи, какой был у его племени, или табора, или рода, в такой же одежде вырезали всех, кто окружал его. Он забился в какой-то угол, завалившись тряпками, и стал ожидать своей смерти; ничто не говорило ему, что он должен остаться в живых. За тканными стенами слышались пьяные песни разграбивших его жизнь и душу людей с таким же, как у него, лицом; доносились вопли последних жертв, насилуемых и терзаемых. Мальчик съежившись ждал смерти – он дождался ее. Из одной хижины в другую медленно, с издевательской неспешкой ходило существо с черной кожей, золотыми волосами и глазами и шестью руками: оно прикасалось к умирающим – почти уже истлевшим теням, поглощенным мраком ночи – одной из шести своих рук, и те замолкали навеки. Вскоре послышались вопли ужаса – то пьяные победители заметили кошачьи, светящиеся глаза вылепленного из тьмы чудовища: страх сковал их, и, как бы ни хотели они броситься опрометью бежать, спастись им было уже не суждено. Силуэт дарил и их своим прикосновением, и недавние ярые, безжалостные, живые люди, вырезавшие себе подобных, покорно умирали от одного прикосновения пальцев этого существа. Мальчик приподнял полог из лоскутной ткани – из смелого любопытства, ибо кому не будет любопытно, отчего прекратили праздновать великое злодеяние убийцы всей вашей семьи? Бог смерти заметил его; мальчик остолбенел, увидев такое чудовище. Он также не мог преодолеть тех оков, какие не дают зверю скрыться от хищника, когда тот поражает их своим взглядом, предвещающим скорую гибель; бог подошел к нему, звеня браслетами на руках и ногах. Лицо его выражало досаду; он будто не был рад, что нашел еще одну жертву. «Ну вот, тут еще и ты. А я, к несчастью, уже не голоден», — упрекнул бог мальчика в его существовании, и это были первые слова, прозвучавшие между ними двоими. Мара думал, что с мальчиком же нужно что-то делать; мальчик Веспертелино в то же время ждал, когда ночной демон поглотит и его душу. Бог смерти как будто не собирался его убивать и все размышлял, куда же приспособить это маленькое худощавое что-то: так они смотрели друг на друга, вылезший из-под полога юный кочевник и древнее божество, казалось, несколько часов. «Ты бог или смерть?» — наконец осмелился продолжить диалог мальчик. Мара неожиданно расхохотался – громко и страшно, так, будто шумел обезумевший лес и кричали сразу все птицы и звери на свете; Веспертелино понял, что ляпнул какую-то очевидную глупость. Мара решил, что юнец очень забавен, и его, пожалуй, можно взять с собой на закуску – с тех пор они не расставались. 

Антарес спрашивал Мару, отчего тот не живет в своем божественном дворце, раз уж он бог, а путешествует с ним, как бродяга; зачем ему нужен в спутники он, Веспертелино-Антарес. Мара отвечал, что ему скучно во дворцах, но довольно весело с ним; «Но у меня же нет образования», — возражал он. Антарес знал, что у Мары есть три дочери и один сын – однажды он даже видел одну из его дочерей, девушку с мраморной кожей, с шестью багровыми, длинными и узкими, глазами, с пышными, как у отца, смоляными волосами: она просила отца от лица всех сестер даровать им умение отнимать жизнь – Мара отказывался и гнал ее прочь. Видел Антарес и единственного сына Бога смерти: это был юноша с кожей цвета ясного полуденного неба, с платиновыми волосами и глазами – вылитый Мара, но пронизанный светом так, что, казалось, можно рассмотреть его внутренности. В семье он считался уродом: у старшей сестры, Пракрити, было шесть грудей; у средней сестры Сансары – шесть глаз; у младшей, по имени Марга, был змеиный хвост вместо ног; у него же ничего не было, и выглядел он почти как человек. Юноша по имени Авидья являлся к своему отцу, умоляя того взять его с собой на землю, избавив от общества сестер – ему Мара также отвечал отказом. Бог смерти говорил, что ему скучно со своими детьми; «Но они же боги», — возражал Веспертелино. «У богов тоже нет образования», — усмехался Мара. 

У него был ласковый, легкий взгляд, и в золотых глазах то и дело сверкали огоньки смеха. Мара часто шутил и смеялся, и все его движения были мягки и изящны. Антарес, любитель вульгарных шуток, дрянной брани, не раз плативший за постой выбитыми у гостей и хозяев зубами и разбитыми лицами, думал, что божеству может быть просто одиноко в роскошном дворце – не важно, на небесах или в подземном мире. Они приезжали в город или селение, и либо Мару никто не видел, либо видели его в облике человека; он то сам уходил на поиски пропитания, незримо заходя в дома и оставляя после себя безжизненную пустоту, либо Антарес приводил к нему людей – чаще всего это были ростовщики, бандиты и любовницы, но иногда еще немощные старухи, неумелые изготовители дурманящих снадобий или больные, искалеченные бездомные дети. Со временем Веспертелино понял, что внешне Мара красив: он почти не отличался от человека, и в этих внешних отличиях не было ничего уродливого. Не боялся его и Таро, как не боялся и своего сотканного из тени двойника; но люди иногда пугались этих волков, не только оттого что они были огромны и свирепы, но еще и оттого что ни один из них не отбрасывал тени.