Останки разрушенной цивилизации. Холод, голод и мрак. Чернильное небо развевает хищную пасть, дабы поглотить обглоданные кости человечества. В один миг планета опустела, выжженная дотла, захлебнувшись жареным человеческим мясом, гниющими валами моря потребления, с трудом пережевывая своих бывших властителей осколками зубов-небоскребов. 

Но были и выжившие. 

Двое смельчаков, геройски выживших под огненным дыханием смерти, из последних сил преодолевали километры выжженной черной пустыне в бесконечной борьбе за свои жизни. Лица их обросли бородами, кожу покрыл гладкий золотистый загар, крепкие мышцы ног проступали сквозь плотно обтягивающие штаны с подворотами. 

— Черт меня раздери, Людин! Раньше, чтобы так выглядеть, нужно было выкладывать по пять косарей в месяц, а теперь мы за эти деньги не купим даже жратвы, потому что не осталось ни жратвы, ни денег…

— Спокойно, Иудин: скоро мы подойдем к очагу цивилизации и ощутим дыхание жизни, последний вздох человечества…

— Эх, Людин, чертов ты гуманитарий, Пушкин тебя раздери… Что там дальше? 

— Столица Республики Татарстан…

— Епта! За год мы дошли только до Казани?

— До центра Казани!

— И где мы сейчас? Как далеко мы от этого самого центра Казани?

— Сейчас в навигатор забью, погоди…

— Толку-то от тебя, гуманитарий ты чертов, антропопизд ты этноебаный…

— Ебло свое сисадминское завали, кто ты без моего семисотого айфона на энергии моих мозговых волн?

— Нет, нет, стой. Стой, Иудин. Ты слышишь запах?

— О да… Поджаренные с хрустящей корочкой котлеты из стопроцентной говядины…

— Ломтик нежного подтаявшего сыра…

— Свежие хрустящие овощи, политые сладковатым соусом терияки…

— Не, не слышу. 

Людин недоуменно воззрился на Иудина. Иудин недоуменно воззрился на Людина. Оба они недоуменно воззрились на вымощенную камнем улицу, сжатую отреставрированными несколько веков зданиями исторического значения, беременными всевозможными заведениями от дешевых забегаловок до претенциозных кальянных. Прямо на улице, среди выстроенных из маленьких разноцветных кирпичиков хижин, ходили дети нового века: деградировавшие потомки величественной человеческой цивилизации. Некоторые из них были одеты только в красные и белые тряпки, иные добавляли к этому желтый цвет, а кто-то и вовсе предпочитал зеленый. 

— О, конгломерат родовых общин, — выругался, по мнению Иудина, Людин, — центр любого крупного города можно узнать по тесно расположенным территориям отдельных родов… К кому пойдем?

— Пойдем к кучерявым, нечего рассусоливать, у тех всегда найдется, что пожрать.

— А платить чем будем? 

— Научим их делать заказы через сенсорное меню и оплачивать кредитками...

Дородные женщины – или мужчины? – сновали меж радужно-квадратных лачуг, где-то слышался плач жирного ребенка. 

— С чего ты взял, что жирного?

— А когда ты в последний раз видел худого ребенка? В общине, обосновавшейся рядом с Макдональдсом? Или Ки-Эф-Си? Или Сабвеем?

— Рядом с эко-шопом…

— Люди не живут рядом с эко-шопами. Это миф. Не выживают общины, живущие на засахаренных ягодах годжи. Чем они, по-твоему, питаются? Вся натуральная еда сгнила триста лет назад, остался только фаст-фуд и ларьки со спорпитом! Мы полгода пили протеин, я даже в лукбуках таких мужиков не видел, какой я сейчас! Дайте мне гамбургер, дайте мне фиш-ролл, налейте мне колы и латте и оставьте меня в покое с вашим чертовым шоколадным протеином! Где их синтежрат? Доброго конца света вам, вождь, мы усталые путники, не соблаговолите ли вы, сударь… Как это синтежрат сломался? Ведите нас, вождь, ведите к синтежрату, не смотритет так недоверчиво, со мной сисадмин, сисадмин, понимаете?

— Триста лет как мир развалился, а тыжпрограммист я все еще слышу… Что я сделаю, идиот?- дернул Иудин Людина за плечо. – Как я починю это барахло? Я не по этой части!

— Так ты ж программист…

— А ты антрополог! Вот и сделай так, чтоб людяЯм всем хорошо стало!

— Не путай понятия антрополог и шлюха, иди чини синтежрат, сисадмин! Смотри, как народ на тебя смотрит! Как на бога! Еще в мифологию войдешь, станешь архетипом…

— Сам такой.

— Эх, зачем мы ждали этот аддон с возрождением Кадгара? Сейчас бы померли и покоились с миром...

Стоя перед синтезирующим жратву синтежратом, исправно триста лет поддерживавшим очаг погибающей человеческой цивилизации, Иудин раздумывал, как к нему подступиться. Людин тем временем в окно критически рассматривал сложенные из легких разноцветных кирпичиков хижины:

— Интересно, почему все-таки лего? И какой забавный узор…Интересно, это не реплика на ту стеллу?

— Да хуй это, хуй! И узор этот – полная хуйня! Не знаю я, что с синтежратом делать! И от тебя никакого толку, чертов ты гуманитарий! Зачем ты вообще учился, если теперь, после гибели цивилизации, от тебя никакого толку!

— А какой толк тогда от сисадминов? – резонно вопросил Людин, распаляясь. – Какой толк от тебя? Ты чему учился? Никто ни на что теперь не годен. Не ной, пожалуйста, погань ты технарская: я видел, как сантехник, осознав гибель мира, сошел с ума и с криками «Нет, нет больше в мире унитазов!» покончил с собой…

Иудин неприлично заржал. 

— Ах, чтоб тебя, унитаз ты с говном, — пнул он синтежрат, и тот, словно почувствовал в себе прилив новых творческих сил, тут же родил круглую, плоскую, как полная луна, котлету. 

— Вождь и весь род были в восторге, — сквозь листья салата бормотал Людин. – Не хочешь стать богом плодородия, а? Может, жениться на здешних женщинах, презреть мускулы ради сочного жира, оставить поиски собратьев ради детей нового времени…

— И всю жизнь жрать эти коровьи лепешки? Эх, сейчас котлет бы, Людя…

— Да, мамкиных… Все бы отдал, лишь бы еще раз увидеть эти котлеты, — едва закончил Людин, видя, как дорогу пересекает эллиптоидного вида котлета с выводком маленьких котлетят. 

— Ты тоже это видишь? – тихо спросил Иудин, боясь спугнуть судьбу. 

— Из соседней студстоловки! Эволюционировали, сволочи…

— Берем их, ну? Сейчас!

— Может, приручить? 

— И вольер из палочек для кофе выстроить! Ну же, Людин, будь человеком, антропос ты чертов, поймай мне котлету!

И два странника, героически преодолевающих мрачные пустыни вымершей цивилизации в поисках выживших, бросились в догонку за стайкой эволюционировавших куриных котлет.