Лето приближалось к своему зениту, когда стартовал Темпоральный Анализ Интеллектуальной Системы. Тысячи людей вновь попытают счастья в надежде получить разрешения на путешествия во времени и даже портативный аппарат для подобных операций – Гиперверсионный Индивидуальный Портативный Носитель Основ Системы, или, как называли с благоговейным придыханием предки, машину времени. Система, система – отчего кругом одна «система»? Прекрасен жизненный порядок: все в природе подчинено своеобразным законам, схожесть которых с упорядоченной систематичностью компьютера привела к большей полисемии этого слова, приобретшего значения «социум», «общество», «мир», «сущее» в наше время. Чего только нет в наше время! Я еду на сигвее, работающем на солнечных батареях: люди оборачиваются на меня, как в былые времена оборачивались на проезжающих на роликовых коньках; на мне платье, верхняя часть которого нанесена на тело пульверизатором, нижняя же нарисована трехмерной кистью – немногим хватит терпения каждое утро вырисовывать себе новое платье, как и мне, но сегодняшний день, особенный день, требует особенной одежды – жалкий предрассудок, милое человеческому разуму суеверие, с которым он не желает расставаться, как человек – с накопленным годами хламом. Скоро я прибуду на станцию метро, где раскрашенные местными художниками – профессиональными и далеко не – поезда на магнитной тяге заскользят над рельсами, над домами, над санкарами, или солнечными автомобилями, над перпетуум мобиле — жизнью во всех ее проявлениях, разворачивающейся в городе.

Сегодня особенный день. Магнитный Основной Перемещатель Системный скользит по холодно блестящим телам небоскребов, а я осознаю – сегодня особенный день. Сегодня Бояна Василевская, археолог, впервые принимает ТАИС. И сегодня сдает его, этот сакральный экзамен на право владеть собственным ГИПНОСом, сдает ее племянник. Если бы она была историком, как и он, принимать экзамен у него она бы не могла – не позволила бы распределяющая система. (Как часто звучит в нашей жизни этот сипящее, лебезящее перед разумом своей мягкостью слово!) Для системы нет родства между доцентом кафедры археологии и студентом-историком – есть лишь необходимость выполнить заложенную программу, суть которой состояла в проверке знаний. От скуки я ерзаю на своем сигвее, перекатываясь по вагону подобно неваляшке; взгляд блуждает по лицам моих попутчиков: возле девочки, сжимающей в руках коробку с новомодной уродливой куклой («Вельзи Вулла, дочь Воланда» — в рамках очередной кукольной серии дочек кого-то там), возле полной девушки с цветочным венком на голове в центре города, заостренными по-эльфийски с помощью операции ушами и густым акне на двух из ее подбородков, возле нахально обжимающейся троицы, умильно трущейся носами и языками сидели и стояли Дупликаты Евгенистической Унитарной Системы – низкорослые, бледные, черноглазые брюнеты мало походили на продукт евгеники.

Глобальная информационная система, управляющая организационными, индустриальными и экономическими процессами настолько, насколько ей может это доверить страшащийся тотальной утопии человек, заменившая интернет, практически выросшая из него несла в себе также функцию наблюдения и контроля – повсюду расхаживали объемные, осязаемые голограммы низкорослых брюнетов, в случае обнаружения правонарушения меняющих формы по усмотрению системы. Внешность этих голограмм, этих клонов, через которых можно также и взаимодействовать с системой, получая желаемое от нее не только с помощью ментального запроса через вживленный в мозг чип, была списана с почившего уже создателя, обозвавшего твое творение demy.urg, каковая приписка и сохранилась во всех интер-адресах. То и дело в толпе мелькало знакомое каждому лицо – равнодушное, спокойное, с легким разочарованием, сквозящим в глазах, лицо умершего человека жило на улицах и в домах каждый день. В вагоне сейчас было три таких клона: один сидел, задумчиво уставясь в пустоту (такие положения лишь при достаточном количестве посадочных мест), второй держался за поручень и точно понурил голову, третий стоял у выхода, будто готовился выйти из вагона на остановке, хотя голограмма могла просто расщепиться на частицы и собраться в любом другом месте и положении, что она и делала постоянно и что человеческий глаз воспринимал как привычные ему движения.

Колеса сигвея блекли – солнечная батарея разряжалась. Как же она об этом не подумала? Как глупо будет выехать из вагона и тут же остановиться, терпя толчки людей. Бояна повернулась к одному из виртуальных копий великого человека – хотя могла бы не поворачиваться, ведь чип соединен с системой, и достаточно было просто подумать, но многие люди и поныне жаждут очеловечить бездушную машину и зачастую ведут с ней беседы, подзывают копии криком, как людей, журят их за медлительность выполнения запросов и жалуются на жизнь, требуя выпить водку из рюмки.

— Деми, открой окна.

Одна из виртуальных голограмм подняла голову, имитируя реакцию на слова. Автоматически поднялись щиты на вытянутом куполе вагона, застекленное солнце зажгло умирающий неон сигвейных колес. Взору открылся уже живущий город: мелькали вытянутые тела магнитных поездов, пышные шевелюры увитых хвощами и плющами небоскребов, дрожащий организм толпы с вкраплениями неживых низкорослых брюнетов ниже Бояны почти на голову. Внезапно ей захотелось английских ирисок; желание пришло при взгляде на девочку и ее куклу и воспоминаниях о детстве и ирисках, к которым прилипала обертка. На большой, яркой коробке была красочная картинка с машущими, прыгающими, посылающими воздушные поцелуи и пошло изгибающимися персонажами серии – анимированная, конечно: разглядывая дочерей Бегемота, альтиста Данилова, Демона, Черта и Хозяйки Медной горы, Бояна постепенно пришла к мысли о том, какое же чудовище ее племянник, Андрей Дистанов. Ведь все рано она будет стараться помочь, поддержать, подсказать; будет неотступно следовать за ним во время четвертого задания; формулировать вопросы, наводя его на нужную мысль; а будет ли он ей благодарен? Нет, ни за что! Куда ему, недалекому!

Находясь в приятном состоянии жалости к себе, Василевская прибыла на место. Сдавая сигвей и сумку на досмотр, она думала о первом задании – знании языка временного отрезка, на право путешествия в который приходят экзаменуемые: необходимо было любым образом показать знание слов и выражений, приличествующих той или иной эпохе, причем важен зачастую был даже год, в который использовалось слово и фразеологизм – оттого многие не могли себе позволить роскошь сдавать ТАИС на несколько лет, десятилетий или даже веков. Пусть тестировался в любом случае всегда случайно выбранный период, огромный разброс пугал людей и делал экзамен практически невозможным для сдачи. Форму доказательства экзаменуемый выбирал произвольную, так что многие часто заминались, не зная, монолог, диалог или лекцию им выбрать и заваливали уже первый этап. Во время подключения датчиков к мозгу на предмет искусственно записанной в него информации, а не взятой из Деми, Бояна думала о втором задании – тесте на знание событий периода. Опять же, в свободной форме предлагалось освятить данную Деми тему – причем дать он мог так же в свободной форме, в виде случайного замечания обывателя, специфической шутки, газетного заголовка или исторической статьи; так же событие могло быть затронуто с любой точки зрения, намеренно ошибочно протрактовано, могло даться намеком, свойственным именно тому временному периоду. Иногда события брались из другого отрезка, из другой эпохи – упоминалось о них с позиций одной из точек зрения, существовавших в эпоху нужную, и должно было обговорить это так, как думали об этом тогда – не суть важно, на чьей вы будете стороне в этой полемике, главное – показать себя жителем эпохи, способным судить в ее рамках. Проверяясь на детекторе лжи и выполняя формальные тесты на собственное знание предмета, Бояна думала о третьем задании – легким сравнительно со вторым. Знание артефактов прямо относилось к ее специальности, и, верно, в силу своей осведомленности она не видела ничего сложного в этом этапе ТАИС. Что может быть сложного в определении названия и назначения предмета, в описании деталей его применения и отношения к нему людей? Нет, если Андрей пройдет первые два этапа, не испортив все своим обыкновенным «теть Боян», что неминуемо приведет к обнулению результата и невозможности сдать экзамен в последующие пять лет, ГИПНОС будет практически у него в кармане. Стоя на досмотре, где ее в поиске шпаргалок, написанных на бумаге, одежде и теле, лапал независимый наблюдатель, девушка представляла, как в данный момент с толпой сдающих эти процедуры проходит ее племянник: вид вызванной силой воображения картины вызвал смех, и она едва могла сдержать улыбку, боясь, что ее расценят как коварную ухмылку торжества и Василевскую выгонят из научной среды раз и навсегда в тюрьму с конфискацией. Четвертое задание считалось самым трудным.

Четвертое задание было практическим.